Очевидец. Никто, кроме нас - Николай Старинщиков

Ходатайств не было.

– Вопросы?

Защитники опять промолчали.

Покончив с оформлением протокола, следователь вызвал конвой, и Пашу опять увели.

Дождавшись, когда все выйдут из помещения. Следователь собрал свои вещи, сложил в портфель и выключил аппаратуру. Потом подошел к «зеркалу» и подмигнул мне.

– Как ты там? – спросил он.

– Пока жив.

Вялов отворил дверь. Взял меня под руку и повел длинным и пустым коридором к выходу из здания. В противоположном конце коридора, у двери, ведущей к камерам для задержанных, в мою сторону с любопытством смотрели сразу несколько человек, включая Пашу Биатлониста и троих защитников. Конвой почему-то не торопился заводить арестованного в камеру. Вот вам и псевдоним с анонимностью. Я ровно держал голову и старательно стучал тростью о бетонный пол.

Площадью мы никого не встретили. Поднялись в кабинет Вялова. Здесь я сдал свой «шанцевый» инструмент – трость.

– Очки советую снять, – сказал Вялов. – Слишком они у тебя заметные, но в следующий раз все же не забудь их прихватить.

Дело это, анонимность свидетеля, для Вялова было новое, так как закон о защите свидетелей еще только обкатывался, так что Вялову по ходу дела приходилось подстраиваться под его требования.

Глава 6

Я возвращался домой, когда в кармане у меня вдруг запел сотовый телефон. Несмотря на привычную мелодию, звук его казался зловещим. Дело в том, что мало кто знал мой номер. День был необычный: я чувствовал себе как выжатый лимон.

Голос в трубке отдавал металлом и требовал изменить показания. Подобные голоса бывают у бригадиров, ментов и придурков.

– Кто со мной говорит, я что-то вас не пойму? – прикидывался я.

Но вопрос мой не был услышан. Голос утверждал, что если я не изменю показания, то на моей поганой жизни можно поставить жирный крест.

– Какие еще показания! – воскликнул я.

Голос кашлянул и продолжил внушать, что мне следует сказать хотя бы о том, что по пути в РУВД милицейский патруль брал Пашу на испуг, обещая отвезти в лес. Словно Паша-Биатлонист мог чего-то испугаться.

– Вы не представляете, о чем говорите! – крикнул я, так что девушка, идущая навстречу, шарахнулась к обочине. – Меня самого потом же посадят!

– Это ничего, – пел голос. – За подобные дела дают немного, зато в кармане у тебя появятся зеленые. Ущучил? Скажешь, останавливались по пути возле липовой аллеи. Хотя бы на пять минут. Ментам все равно не поверят. Тебе – другое дело.

– А если я откажусь? – набрался я смелости.

– Будешь ходить вперед пятками, – ответил голос.

– Послушай, а не пойти бы тебе к дедушке! Или к бабушке!

Голос в ответ что-то мямлил.

– И больше мне не звони, – говорил я, развивая идею. – Сидит под колпаком и еще квакает. Кого ты пугаешь, ставрида маринованная. Не звони мне больше никогда…

– Не туда рулишь, – удерживал меня голос.

– Видал я таких жуков…

Я нажал кнопку отбоя, совершенно не соображая. Кому-то хотелось получить от меня ложные показания, оставаясь в тени. Однако неизвестному абоненту не доставало красноречия, чтобы уговорить меня на этот подвиг. Одно, впрочем, оставалось совершенно ясным: голос действовал по указанию Паши-Биатлониста

Я продолжил свой путь, твердо веря, что мой друг Миша Козюлин, а также остальные четверо раненых, которых я толком не знал, не заслуживали, чтобы о них вытирали ноги.

Телефон оставался у меня в руке. Не останавливаясь, я тут же набрал номер Пети Обухова. А когда услышал Петькин голос, то обо всем ему рассказал – вплоть до того, как вел себя на допросе убийца.

– Прикинь, – возмущался я. – стоило мне выйти на улицу, как мне тут же звонят и требуют изменить показания. Откуда у них номер моего телефона?!

Моему удивлению не было предела.

Петька громко чавкал в трубку.

– Перестань жрать! – не выдержал я.

– У нас обед как раз…

– Что ты мне скажешь, ментовская морда?!

Я имел право на подобную постановку вопроса. Такое обращение было обычным во время нашей армейской службы во внутренних войсках.

– Надо подумать, – ответил Петька.

– Нет, Обухов, ты мне ответь. Ты же сам ехал с нами тогда, и только случайность спасла тебя от смерти! Откуда утечка информации?!

– Из прокуратуры, – ответил тот уверенным голосом.

– Точно?!

– А ты-то сам как считаешь? – вывернулся тот. – Я, например, даже не знал, что у тебя сегодня очная ставка. Даже если бы захотел, не смог бы тебя выдать.

Петькины доводы звучали логично. Конечно, не смог бы. Да и сам он проходит по делу свидетелем. Однако ему не звонят, потому что он мент, а взялись за меня.

– Тебя же здесь многие знают, – продолжил он. – И потерпевшие, и свидетели.

– Но ты там всё же посмотри, – попросил я. – Может, наткнешься на кого – иногда взгляд выдает человека.

Обухов обещал посмотреть. Мало того, он заверил, что если только на меня опять наедут, то я должен буду ему позвонить, и неизвестный абонент тут же накроется медным тазом.

Слова друга детства легли как бальзам на мою издерганную душу, и я отключил телефон.

Добравшись до дома, я похлебал супа, съел отбивную котлету и сел за письменный стол.

Однако дипломная работа не шла в голову. Потому что Паша Коньков был не просто Биатлонист. Это был явный приверженец силовых методов решения проблем, иначе не стал бы он стрелять. Подобным поведением, впрочем, не славился ни один из местных бандитов. Однако Паша перепрыгнул всех остальных.

Действительно, думал я назавтра, рассказать обо мне мог кто угодно, так что доверять надо лишь Пете Обухову. Проболтаться могли как в милиции, так и в прокуратуре, включая самого прокурора Пенькова. Показали ему пачку зеленых – у того и слюни вожжой. Ведь он словно оправдывал Биатлониста.

Я набрал номер Орлова, но чей-то мужской голос ответил, что звонить мне надлежит по другому телефону и продиктовали номер. Перезвонив, я услышал знакомый голос, стал рассказывать о звонке незнакомого абонента и тут же понял, что застал Орлова врасплох – тот не знал что сказать.

– О подобных случаях, случаях… – тянул он нить разговора. – Мне лишь в кино, в кино приходилось видеть… Чтобы вот так, вот так позвонить и требовать – так что извини… Чтобы взять и начать шантажировать…

– Как мне поступить? – спросил я наугад.

– Ну да, это касается моей дочери, и я должен тебе подсказать. Но, если честно, не знаю, Коля. – Он замолчал и потом вдруг оживился: – Звони прокурору. Они же обязаны обеспечить безопасностью. Почитай закон, чтобы знать конкретно. Ты понимаешь, о чем я? Чтобы знать собственные права. Прямо сейчас садись и читай, чтобы от корки до корки знать. Там же все подробно написано.

– Ознакомлюсь, – ответил я. – У меня экзамены на носу, а потом защита диплома.

– Так ты, выходит, заканчиваешь? – удивился дядя Вова. – Поздравляю, поздравляю. Заканчиваешь…

Пенсионер был словно на автопилоте – и на землю не падал, но и лететь толком не летел. Так себе, парил над землей вместо бабочки.

– Как внук? Как Люся? – спросил я, чувствуя неловкость положения.

В моем голосе, вероятно, слышалась нервозность, а это всегда негативно воспринимается людьми.

– Людмила? Внук? – переспросил Орлов. – Гуляю с ними. Частенько… Теперь же тепло стало. И Люде с ним хорошо. Она словно бы горе свое забыла, потому что у нее же теперь забота, ребенок. Оттягивает сын от забот. А то бы, ты знаешь, даже не могу сказать, как она пережила бы.

– Понятно, – сказал я.

– Звони, – неожиданно сказал Орлов. И тем оборвал наш разговор.

Я попрощался и отключил трубку.

Только я это сделал, как в ту же секунду раздался звонок, и я вновь услышал голос Пети Обухова. У него за прошедшие сутки никаких изменений не наступило – не женился, зарплату ему не прибавили, и новое звание не присвоили.

– Так, может, это? – спросил Обухов. – Встретимся вечерком у девятнадцатой школы? Там кафешка образовалась… Посидим… Вспомним…

Я ответил согласием. Складной нож с выкидным лезвием теперь постоянно путешествовал у меня в кармане. Воткнуть «перо» в чужое седалище всегда можно успеть – только бы не попасть врасплох.

У меня отлегло от сердца, и я принялся за работу. В течение дня я корпел над дипломной работой, к вечеру вышел на улицу и направился в сторону улицы Волжской. Вдоль нее здесь проходила старая липовая аллея. Войдя в аллею, я двинулся в сторону школы.

Деревья только что распустились, и думалось тут легко.

Глава 7

Свернув с улицы Волжской, я оказался на просторном школьном участке, поросшем тополями, кленами и липами. От бывшей школы для слаборазвитых детей осталось лишь здание, частью отданное в аренду под склады для коммерсантов, а частью – под мебельное производство. С северной стороны здесь действительно оказалось летнее кафе, обнесенное стальным заборчиком. Вокруг кафе разрослись акации.